Naryalote Fearande Окрылённый рассвет

[Феанор][Маэдрос][Маглор][Келегорм][Карантир][Куруфин][Амрод&Амрас]

[в начало][Клятва][Войны за Сильмарилы][Галерея][Фанфики][Ссылки]

В бессильной ярости сжав цепи коченеющими пальцами, Майтимо медленно опустился на холодный пол и долго смотрел на багровые отблески, высвечивающие каменные своды высоко над ним - словно кровь стекала по чёрному камню в этой мёртвой тишине.

Он помнил, словно в тумане, как нёсся вперёд верхом на коне, со знаменем в одной руке и обнажённым мечом в другой, помнил, как штормовой волной затопила его сознание ненависть и как несла она его за собой в грохот битвы. Их было мало, очень мало против сотен врагов, и Майтимо понимал, что его отряду никогда не победить их. Но он не думал тогда о том, что будет после, видя впереди лишь холодную тьму, ослепившую его своей чернотой. В этот миг он готов был сражаться хоть со всеми полчищами Тьмы, с орками и с Огненными Демонами, с самим Врагом ради одного: отомстить за отца. Он смеялся тогда в лицо своей смерти, как он думал, неминуемой, и летел вперёди войска, как недавно нёсся навстречу своей гибели Феанаро - так падающая звезда яркой чертой режет небосвод. Так же, как и он, Майтимо высоко поднимал сверкающий в темноте клинок, радуясь тому, что настал величайший час в его жизни - пусть суждено ему стать его последним часом. Развевающиеся волосы сына Феанаро горели тёмной медью, и летел за спиной алый плащ, а на лбу ярко сияла серебряная многолучевая звезда. Не знал он тогда, что за судьба ожидает его.

  Его участь была решена, и он знал это. Слишком глубоким было его отчаяние, чтобы оплакивать свою загубленную жизнь - да и не осталось у него больше слёз. Слишком тихо было вокруг - так тихо, что ему слышен только бешеный стук собственного сердца.

 Долгие годы в Амане, радостные и безмятежные, - были ли они вообще? Можно ли верить в то, что когда-то был свет, когда так темно вокруг? Неужели всё это было - сверкающие купола Тириона и зелёная листва на деревьях, жемчужные пески и хрустальные воды? Неужели были когда-то времена, когда среди лучезарных долин мягко сиял цветущий Тельперион и пылал белым золотом Лаурелин, и звенели струны в доме Короля Финвэ на Туне? Свет Валинора погас навеки, и наступила тьма, и убит король Финвэ на пороге разрушенного Форменоса... Неужели были времена, когда в квенья не было слова смерть?

 Его участь была решена, но его это больше не страшило. Слишком многое он потерял, и не осталось для страха места в сердце, переполненного ненавистью. К чему было бояться смерти ему, утратившему свою родину, потерявшего деда, отца? Гордость и ненависть к Врагу - вот всё, что осталось у него. Чего мог бояться он, навсегда потерявший даже цветущие травы под ногами и ясное небо над головой, обречённый на вечную ночь в изгнании, проклятый Стихиями Арды, проклятый своими родичами из дома Нолофинвэ - и Финдекано... О Элентари, Финдекано тоже обречён умереть - там, в этой застывшей темноте, среди пронзённых битыми льдами тёмных вод и бледных туманов... Обречены и прокляты те, кто шёл за Нолофинвэ, и те, кто следовал за Феанаро, и он, Нельафинвэ Майтимо Феанарион, Король Нолдора в Белерианде, наследник своего отца, убитого воинами Чёрного Врага.

***

Хисиломэ, 1 год I Эпохи

Хотя до укрепления оставалось не менее двух сотен шагов, Финдекано уже здесь почувствовал, что в лагере что-то не так. Не было видно не только приготовлений к битве, но и стоящих на часах воинов; всё словно замерло, и даже знамя Дома Феанаро, укреплённое на длинном древке, казалось траурно опущенным.

  Он сделал вдоль берега ещё несколько шагов по направлению к частоколу, отделённому от него одним из узких заливчиков Митрима, и вдруг вздрогнул от неожиданности, заметив всего в нескольких шагах от себя безмолвно сидящего на берегу нолдо, одетого во всё чёрное и с тускло-серебряной звездой Феанаро на груди. Он сидел совершенно неподвижно, скорбно склонившись к воде; лицо его было почти полностью закрыто длинными волосами. Казалось, сидящий был настолько погружен в свои горькие мысли, что не замечал Финдекано, стоявшего прямо перед ним. В склонённой позе нолдо, в его мёртвом молчании было видно сломившее его неизбывное горе.

 Когда Финдекано неуверенно коснулся рукой его плеча, тот вздрогнул и, отбросив назад волосы, взглянул на него своими сине-зелёными, как море, глазами, казавшимися огромными на исхудалом бледном лице. Финдекано узнал Макалаурэ Канафинвэ.

 - Что случилось, брат? - спросил он скальда, уже смутно догадываясь о страшном ответе на свой вопрос. - Отчего ты в трауре? Скажи мне...

- Наш отец... И Майтимо,- отрывисто прошептал Макалаурэ, развернув складки плаща у себя на коленях. Финдекано едва сдержал отчаянный вскрик, увидев в его руках покрытый пятнами запекшейся крови медный венец со звездой Феанаро. - Если бы он знал, что ты придёшь, ему легче было бы умирать.

  Не в силах произнести ни слова, Нолофинвион склонил голову и бессильно опустился - почти упал - на траву рядом с Макалаурэ. Тот нерешительно взял его за руку. Финдекано посмотрел скальду в глаза, зеленоватые, как горько-солёная океанская волна, глубокие, как воды Ульмо, и понял, что общее несчастье объединило их.

- Расскажи мне, как умер Майтимо, - тихо сказал он наконец.

Макалаурэ заговорил не сразу.

- Мы не знаем, мёртв он или ещё нет, - Канафинвэ с трудом заставлял себя произнести каждое слово. - Весть о его гибели была бы облегчением для всех нас. Они... Они взяли его живым, Финдекано. Его отряд попал в засаду. Орки и Валараукар, они перебили всех, а его взяли живым.

 Мы не знали об этом ничего до тех пор, пока не явился посланец от Моргота, назвавшийся майей Горфауром, поверенным своего властелина, - в голосе Канафинвэ слышалось презрение, за которым скрывалась кипящая ненависть. - Первое, что я увидел - этот обруч у него в руках, и слова были больше не нужны.

- Слово Властелина Севера таково, - сказал этот вражий прихвостень. - Нолдор должны навсегда оставить безнадёжную войну против Владыки Мелкора и покинуть земли Эндорэ, или хотя бы уйти на юг Белерианда с тем, чтобы никогда не вернуться. Если эти условия будут исполнены, Властелин клянётся освободить вашего брата и Короля. Если же нет...

Я не дал ему договорить.

- И ты ждёшь, что я поверю слову Моргота, убийцы моего деда, Верховного Короля Нолдора? - воскликнул я надменно - но как нелегко дались мне эти слова! Каждое из них пронзало моё сердце, словно острый клинок. - Ты ждёшь, что мы ещё раз поверим ему после того, как он обманул нас? Пусть знает он - мы никогда не оставим войны. Вечный бой и неугасимая ненависть ожидают его. Ибо когда он лишил света наш родной край и убил нашего короля на пороге его дома, дали мы, семеро, нерушимую клятву продолжать эту войну хоть до Конца Времён, и мы исполним её.

  Горды были мои слова, но они его не обманули. Он знал: они рождены отчаянием. Он больше ничего не сказал о Майтимо, но довольно было того, что он у них в руках, и мы знали об этом. В самых кошмарных снах нам не снилось того, на что я сам обрёк своего брата этими словами. Может быть, в ту самую минуту, что мы разговариваем с тобой, они пытают его, а может быть, он уже мёртв и его тело Враг бросил волколакам.

Вернувшись в шатёр, я взял свою арфу и мечом обрезал золотые струны. Больше я не сложу ни одной песни - плач по королю Финвэ станет последней из них.

Но принесённая нами великая жертва оказалась напрасной, и я ищу утешения лишь в том, что Моргот обманул бы нас и не освободил бы брата, даже если бы мы из любви к Майтимо преступили данную нами клятву и согласились на его условия. Пророчество Намо свершилось, и исполнились замыслы наших врагов. Ты видишь, Финдекано? Стаи чёрных воронов, птиц Моргота, кружат над Хисиломэ с ликующими воплями, ждут крови, что скоро должна пролиться в братоубийственной схватке на радость Тёмному Властелину. И я готов к смерти - зачем мне теперь жить? Война проиграна, и проклятие сильнее нас. Рок неотвратим - слышишь ли ты его тяжёлую поступь? Все мы погибнем от мечей своих родичей - видишь ты, как мало нас осталось? Теперь вы сильнее нас во много раз, несмотря на свои жестокие потери - воистину, не нам говорить о них. Горе тем, чья судьба навеки связана с Эндорэ! Скоро вечная Тьма поглотит эти земли. Победа Ангамандо близка.

 И тогда словно в подтверждение слов Макалаурэ земля дрогнула, словно от удара огромного молота, и раздался и глухой рокот, похожий на удар грома, но идущий из-под земли. Они оглянулись на север. Непроглядная тьма закрывала теперь не узкую полоску неба у горизонта - тень медленно поднималась, расползаясь тучами тёмного дыма. Стало ясно: Враг готовится к войне, и нет такой силы, которая могла бы остановить его.

 - Я не подниму меча на брата, - поклялся Финдекано, подавшись навстречу налетевшему холодному ветру. - Лишь Враг виновен в том, что вражда разделила народ Нолдора. Если будет битва, меня ты в ней не встретишь.

- Спасибо тебе... брат мой, - прошептал Макалаурэ. - Спасибо тебе за то, что ты пришёл сюда. Прощай!

 - Прощай навеки, Макалаурэ, - ответил Финдекано и побрёл обратно на северный берег Митрима, в смятении глядя на чёрные тучи, расползавшиеся по небу со стороны Ангамандо; и казалось ему, что холодные туманы, опустившиеся в долину, заполняют и его сознание. Лагерь сыновей Феанаро давно остался позади, и сквозь дымку было уже нелегко различить его, а перед ним всё ещё стояло бледное лицо Макалаурэ, и в ушах всё ещё звучали слова скальда.

 Земля мерно содрогалась, словно под тяжёлыми шагами Судьбы, и ледяной ветер трепал длинные чёрные волосы Финдекано, развевал тёмно-синий плащ. Вглядываясь в поднимающуюся со стороны Ангамандо тьму, он почувствовал, что пелена пала наконец с его глаз, и душа свободна от сетей лжи, державших его так долго. Ненависть, жившая в сердцах тех, кто последовал за Нолофинвэ через бури, снег и вздыбленные льды, оставила Финдекано - ибо не было больше в его сердце места для ненависти. Ему не нужно было больше ничего - только снова увидеть Майтимо, услышать его голос, дотронуться до его руки. Всё остальное утратило смысл. Он знал одно: его судьба - быть рядом с ним, где бы то ни было, знал, что у них один общий путь, пусть он завершался во мраке - ужасом, страданием и жестокой смертью в конце. И он принял эту судьбу.

  ...Стоя на узкой тропе, ведущей в тёмные ущелья Эред Ветрина, Финдекано обернулся. Взглянув в последний раз на долину, он увидел, что она осталась далеко внизу, и с этой головокружительной высоты ему был виден, как на ладони, весь Митрим, его пологие холмы и озеро с кружащими над ним прозрачными клочьями тумана.

 Сияющий Анар вернулся уже за Море, в благословенный Валинор, но край неба ещё светился бледным золотом; отражение заката дробилось и искрилось в серебристых водах Митрима, словно зажигая их внутренним пламенем. Кристально чистыми и холодными были небеса с загорающимися на них звёздами Варды - столь же прекрасными, как в потерянном навеки Эльдамаре, но бесконечно далёкими. Печальным было их тихое мерцание.

 В этот миг Финдекано понял, что любит этот обречённый край, его гордую красоту и его горькую печаль. Он видел: гибнет всё, что дорого его сердцу, и сам он обречён погибнуть вместе со своим народом.

  Но глядя на гаснущий закат и думая о том, что, быть может, он видит свет в последний раз, Финдекано почувствовал, что в его душе загорается какая-то новая отчаянная надежда - даже не надежда, а вера в то, что стальные оковы Проклятия можно разорвать - именем погибшего Короля, именем утраченного Валинора, именем Света, погасшего и возгоревшегося снова, именем их давней дружбы с Майтимо.

- Я иду, nilya, - прошептал он, снова взглянув вдаль, во тьму, и сердце его сжалось при мысли, что его друг где-то там - за этими чёрными горами и высокими каменными стенами, в руках Властелина Боли. - Я иду.

 Чем ближе подходил он к Ангамандо, тем меньше росло вокруг трав и деревьев, и травы, с трудом пробивающиеся сквозь жесткую каменистую землю, были пожелтевшими и завядшими, а деревья - засохшими и мёртвыми, без единого листа на оголённых ветках. С каждой минутой становилось всё темнее, но был день: сквозь низкие рваные тучи, здесь пепельно-серые, там угольно-чёрные, можно было с трудом различить тусклый диск солнца. Горы Мрака были теперь ближе, гораздо ближе, и Финдекано даже казалось, что высоко на отрогах Тангородрима он может различить зубчатые стены и башни, пронзающие небо, словно чёрные копья.

 Он старался держаться дороги, чтобы не заблудиться среди скалистых отрогов Железных Гор, хотя понимал, что за этим путём могут наблюдать. Дорога спускалась всё ниже и ниже в ущелья, и чем ниже, тем душнее и темнее было кругом из-за странного чёрного тумана, стелящегося по земле. Подземный грохот не прекращался, и здесь, в тени чёрной крепости, Финдекано казалось, что его источник находится прямо у него под ногами. Несколько раз особенно сильный удар заставил скалы содрогнуться, и сверху сыпались мелкие камни.

 Он не мог сказать, сколько времени блуждал по тёмным ущельям - ступив в тёнь северных гор, он перешёл внешнюю границу Страны Мрака, о которой говорили, что в её границах остановилось время, и воцарилась вечная ночь. Но в конце концов, когда он окончательно выбился из сил, скалы расступились, и он увидел перед собой Тангородрим.

 Три вершины исполинской железной горы терялись в вихрящихся вокруг неё рваных чёрных туманах так высоко над его головой, как если бы он стоял у её подножья. Но его отделяла от Ангамандо огромная каменистая низина, по которой вилась среди скал дорога, превращаясь постепенно в едва различимую тонкую нить. Вдали, за Тангородримом, поднимались из ущелий столбы ядовитого чёрного дыма, и можно было разглядеть на неприступных отвесных скалах чёрные зубчатые стены и мрачные каменные башни. То была лишь небольшая верхняя часть южного края твердыни, которую Синдарские эльфы называли Ангбандом: хоть и были башни Тангородрима высочайшими в Эндорэ, гораздо глубже уходила она под землю, где несметные полчища орков готовились к кровавой войне, неминуемым окончанием которой было разрушение Белерианда.

 Тангородрим возвышался над ним, оскалившись бесконечными чёрными башнями и острыми утёсами, каждый из которых не уступал по размерам обычной горе; тучи чёрнее и беспросветнее прежних ползли с севера, бросая мрачную тень на унылую разорённую землю. Ледяной ветер налетел со свистом, распахнув плащ Финдекано и растрепав его волосы, и с новой силой гулко зарокотала земля - словно огромная чёрная гора хохотала над ним, посмевшим бросить ей вызов, будучи столь ничтожным перед её громадой.

Финдекано запахнулся в плащ и ступил на тропу, ведущую вниз.

 Долго шёл он вперёд в почти полной темноте. Несколько раз, когда он осторожно вынимал меч из ножен на ширину ладони, было видно, что тот светится голубоватым светом, иногда слабее, иногда ярче, говоря о том, что враги где-то недалеко. Этот клинок был откован для войны в Эндорэ, где нолдор ждала война с орками и демонами, служащими Властелину Тьмы; но в те дни, когда ложь Врага разделила единый народ, и была откована большая часть нолдорских мечей, Финдекано не носил оружия.

После того, как Феанаро был изгнан из Тириона, Финдекано не видел Майтимо несколько лет, и в следующий раз они встретились в тот роковой день, когда Враг погубил Деревья, и пала тьма на бессмертный и прекрасный Валинор.

Финдекано навсегда запомнил, как они молча сидели вдвоём на могиле короля Финвэ, как Майтимо взял его за руку и склонил голову. В эту минуту им не нужно было слов - даже языку Элдар Валинора не передать всего. После этого Финдекано никогда не мог поверить, что ложь Врага стоит между ними; и даже когда он шёл чёрез Вздыбленные Льды, сжимая в коченеющих руках знамя Дома Нолофинвэ, а застывающая вода была кроваво-красной в страшном свете зарева на востоке, его сердце отказывалось верить этому.

 Единственная проложенная в этих местах дорога, лежащая между глубокими ущельями и отвесными скалами, проходила восточнее и вела к самым Железным Воротам; несомненно, она бдительно охранялась. Не могло быть и речи о том, чтобы даже ступить на неё, и у Финдекано не оставалось иного выхода, кроме как подняться вверх по отрогам Железных гор и попытаться проникнуть в Ангамандо через юго-восточные укрепления на отрогах Тангородрима. Идти становилось всё труднее и труднее, хотя наверху было относительно светло, и он хотя бы не рисковал упасть в ущелье, оступившись в темноте. Нелегко было найти путь наверх среди глубоких ущёлий и высоких чёрных скал, но всё же к вечеру ему удалось подняться довольно высоко, и в конце концов он увидел, что стоит на одной из средних каменных ступеней, кольцом окружающих Тангородрим; нижняя крепостная стена проходила на следующем ярусе, обрываясь вниз высокой отвесной скалой. Пути вперёд не было.

Когда измученный долгим подъёмом Финдекано осознал это, отчаяние овладело им. Опустив голову, он побрёл вдоль обрыва, заранее зная, что новые поиски ни к чему не приведут, и что здесь нет иного прохода в Ангамандо, кроме Железных Врат. Далеко внизу на много лиг расстилалась безжизненная выжженная равнина, и чёрный дым поднимался из скалистых ущелий; над теряющейся во мраке линией горизонта тускло светило красное зарево...

Новый мощный удар, похожий на раскат грома, сотряс землю, и обернувшийся Финдекано увидел - теперь уже вблизи - каменную корону Тангородрима, на один из отрогов которого он только что поднялся, и в её зловещих очертаниях он увидел знак Судьбы Нолдора.

  Но в тот миг, когда Финдекано готов был опуститься на землю и заплакать от отчаяния и усталости, неведомая сила заставила его гордо поднять голову и лицом встретить порыв ледяного ветра; словно жаркое пламя загорелось в груди его, и ни отчаянию, ни страху не осталось места в ней. Для него больше не было никакой надежды, но он не чувствовал себя побеждённым. Словно крылья, распахнулся его тёмно-синий плащ, и разметались чёрные волосы, перевитые золотыми нитями... "Нет, сила - ещё не победа, - прошептал он, - и не означает поражения смерть".

  И в этот миг, повинуясь велению сердца и не думая о смысле того, что он делает, Финдекано снял с плеча свою арфу, и пальцы сами заиграли знакомый чарующий мотив, давно забытый во тьме Аватара и Вздыбленных Льдах Хелкараксэ; и лишь на одно мог он надеяться - на то, что Майтимо, находившийся, быть может, где-то рядом, услышит его.

  Он пел о прекрасном Эльдамаре задолго до его омрачения. Вокруг царила вечная тьма, и свет Деревьев погас навсегда; но он пел - о сияющих сводах Калакирьи, о серебряных морских волнах, шелестящих на жемчужных песках, о стройных хрустальных башнях Тириона и о хороводах звёзд Варды, отражающихся в тихих озёрах. Жизнь Финдекано была разбита, и народ его был обречён - но он пел о тех днях, когда Нолдор не знали слёз и печали, когда прекрасна и светла была их участь под ясным небом Валинора, и вражда не встала ещё между гордыми сыновьями Финвэ.

  Он стоял в самом сердце Страны Мрака, в тени самого Тангородрима, но он не боялся, что его услышат: своей песней он бросал вызов полчищам орков и оборотней, Демонам Ужаса, самому Врагу. Финдекано пел, и голос его, сильный и прекрасный, взлетал до вершин Железных Гор и звенел в глубоких чёрных ущельях, и казалось, что даже камни этой измученной земли, где от века раздавались лишь стоны и крики ужаса, зачарованно слушают его.

  И вдруг Финдекано услышал далёкий слабый голос, подхвативший слова песни. Он словно доносился откуда-то сверху и был едва слышен, но от одного его звучания у Финдекано перехватило дыхание, и сердце бешено забилось в его груди. Он узнал бы этот голос из тысячи других.

 Это был голос Майтимо.

 Финдекано медленно поднял глаза туда, где ("О Элентари, почему там?" - промелькнуло в его сознании) раздавался голос.

Высоко на чёрной скале он увидел его - тот безжизненно висел, прикованный к камню за запястье правой руки; и видно было, что из-под чёрного браслета стекает кровь. Моргот обрёк Майтимо, старшего сына ненавистного ему Феанаро, на вечную пытку, и сделал из его страданий страшный знак своей победы над народом Нолдора. 

Не помня себя, Финдекано взлетел вверх по крутому каменистому склону и коснулся отвесной скалы - её холодный склон был совершенно гладким, без единой трещины или выступа. Было понятно и раньше, что забраться наверх невозможно, но некоторое время он смотрел, точно в бреду, на неестественно ровный чёрный камень под своими ладонями, потрясённый настолько, что ещё не в полной мере осознавал происходящее - как не сразу после сильного ранения подступает боль.

Действительность - страшнее любого кошмара - нахлынула на него тяжёлой волной, и он вдруг понял, что всё это время стоял на этом самом месте, и было достаточно лишь поднять взгляд; и - это было страшнее всего - теперь он ничего, ничего не может сделать...

Финдекано склонил голову. По лицу его катились слёзы, обжигавшие кожу под порывами ледяного ветра. Он не мог заставить себя посмотреть наверх, и каждое мгновение было для него мукой.

 - Финдекано... - Слабый голос Майтимо, почти заглушённый протяжным завыванием холодного ветра, прозвучал отчаянной мольбой. - Окончи это... убей меня.

   Пальцы легли на тетиву лука, сжимая длинную стрелу с белым оперением - мог ли он знать, чему суждено ей послужить, когда готовил для войны за утраченный Свет, для мести за убитого деда и Короля? Он готов был ко всем лишениям и трудностям, когда шёл в Эндорэ во главе войска Нолофинвэ, но мог ли он знать, к чему приведёт его этот путь?

- Владыка Ветра! - воскликнул он в отчаянии. - Сжалься над страданиями изгнанных Нолдор. Сделай быстрым полёт этой оперённой стрелы, о король, кому все птицы дороги!

Но едва произнёс он эти слова, сильный порыв ветра разорвал чёрные тучи, и яркий серебряный луч развеял полумрак. Тусклый красноватый свет зарева на севере в одно мгновение сменился мерцающим белым сиянием. По земле быстро и бесшумно скользнула тень широких крыльев, и обернувшийся нолдо увидел в небе силуэт огромного орла. Это был Торондор, повелитель Орлов Валинора, и в лунном свете его перья сверкали белым серебром.

Молитва Финдекано была услышана.

Он не помнил, как отбросил в сторону ненужный лук со стрелой, как в одно мгновение оказался на спине спустившейся на землю огромной птицы. Всё его сознание заполнила мысль о том, что скоро он освободит своего друга от этих немыслимых страданий - всё будет окончено и они будут свободны! Кровь бешено стучала в его висках. Те мгновения, за которые они поднялись наверх, казались Финдекано бесконечно долгими; он непроизвольно подавался вперёд, словно пытаясь уменьшить расстояние, отделявшее его от Майтимо.

У Феанариона едва хватило сил на то, чтобы поднять голову и взглянуть на друга, и кровь отхлынула от сердца Финдекано, когда он увидел любимые черты, искаженные страданием, увидел, какая мука была в глазах Майтимо, каким неестественно бледным было его полузакрытое спутанными прядями лицо.

 - Финдекано, - еле слышно прошептал он и сделал слабое движение левой рукой - слово хотел дотянуться до него, - но бессильно отпустил голову и тихо застонал, и Нолофинвиону казалось тогда, что кто-то медленно поворачивает кинжал в его ране. Он отчаянно рванул меч из ножен и изо всех сил рубанул клинком по вделанной в скалу стальной цепи, стараясь не задеть закованную руку. Из чёрного камня посыпались искры, и меч едва не вылетел у него из рук, но звенья цепи остались целыми, и на скале не осталось даже царапины.

Он не замечал того, что до крови изранил руки о чёрный металл, в исступлении пытаясь вырвать цепь из скалы. Финдекано не чувствовал своей боли, но когда он рванул оковы, надеясь разомкнуть их, и Майтимо сдавлено застонал, реальность из пытки стала для него кошмаром. Он не помнил, какие слова говорил тогда, умоляя Майтимо потерпеть ещё немного, совсем недолго...

Нолофинвион с трудом перевёл дыхание и снова взглянул на цепь - ни одно из звеньев даже не ослабло, хотя стальной его меч был весь в зазубринах; и тогда он понял, что находится в аду.

 - Всё было напрасно, Финдекано, - произнёс Майтимо с такой безнадёжностью в голосе, что было видно: он заплакал бы от боли и чёрного отчаяния, если бы оставались у него слёзы. - Обречены и прокляты... Мы все обречены... - он едва сдержал стон. - Убей же меня. Молю тебя, Финдекано. Бесконечная жизнь - навеки, сказал он мне... Меня не спасти.

Финдекано плакал, не сдерживая слёз, когда заносил меч над тем, кого любил больше жизни, ради которого готов был отдать свою. Но уже приготовившись опустить клинок, он увидел другой выход.

 Обхватив Майтимо одной рукой, он ударил клинком по его запястью. Из раны хлынула кровь, и тот, судорожно вздрогнув, бессильно упал к нему на руки.

Финдекано не помнил подробностей обратного пути в Хисиломэ - как он перевязывал рану Майтимо полосой ткани, оторванной от плаща, как пытался привести его в сознание - едва ли он тогда думал о том, что именно делает. Но ему на всю жизнь запомнился  овевающий их западный ветер, кажущийся столь прекрасным после жестоких ветров Тангородрима, светлеющее высокое небо и хрустально-чистые звёзды на нём, теряющаяся в полупрозрачной дымке земля далеко, очень далеко внизу, - и алое сияние Анара, вечным пламенем горящего на чистых небесах Эндорэ. Окружающие восходящее солнце полупрозрачные облака пылали в его свете, словно огненные крылья.

Яркие лучи Анара сияли над ними, и ветер развевал их волосы, смешивая красно-каштановые пряди с чёрными, как ночь. Быстро проносилась внизу земля, и вот уже показались вдали воды Митрима, холодным огнём горящие в рассветных лучах... Финдекано бережно прижимал Майтимо к своей груди, и теперь он больше не боялся за него: что-то говорило ему, что его друг останется жив.

***

 Вражда между родичами была исцелена и забыта - по крайней мере, многие из нолдор свято верили в это. Верили, что сбудутся слова Феанаро о том, что светом и радостью закончится мрачный и тяжёлый путь, верили, что они сильнее своего Проклятия - как поверил в это Финдекано, глядя с высокого горного перевала на гаснущий закат. Для этой надежды не существует преград и чёрных предсказаний, она кажется хрупкой и обречённой погаснуть, но она сильнее судьбы и проклятий, сильнее самой смерти. Эта надежда подобна тонкому лучу, промелькнувшему перед глазами в глухой темноте, и увидев его, мы идём вперёд, в самую непроглядную ночь, и зная, что обречены, мы верим в то, что скоро наступит рассвет.

Элдар называют такую надежду эстель.

Начиналась долгая и тяжёлая война Нолдор с Врагом - и они были готовы к ней, потому что знали свою истинную силу. Сила эта огромна, и не понять её тому, чьим сердцем владеет лишь ненависть. И когда огромное воинство нолдор собралось на берегах Митрима, чтобы выступить в поход и сразиться с врагами Света, сказал Нолофинвэ, Верховный король:

 - Сияньем Анара озарён был наш приход в эти земли. Да благословит Варда Элентари час нашего примирения перед лицом этого нового света! Крылатое солнце станет отныне знаком всего Дома Финвэ, ибо на заре новой эпохи все мы едины и посеянные Врагом раздоры преданы забвению навеки.

И взвились в небо четыре хоругви, гордо реющие под западным ветром, и засверкали они в ярком солнечном свете, ибо серебром, золотом и самоцветами были расшиты они. Три из ним были знамёнами сыновей Финвэ и их Домов: первое, синее с серебром, - Дома Нолофинвэ, второе, с языками огня и ярким самоцветом в центре, - дома Феанаро, и третье, шитое золотом, - дома Арафинвэ. А над ними ярко пламенел окрылённый Анар на простом тёмном фоне - вечный символ света, вознёсшегося над тенями, символ безрассудной доблести и жертвенности, и той чистой и светлой, безграничной преданности, что сплотила Нолдор в те дни.

[e-mail] [Гостевая книга]